Илья ильфдвенадцать стульев. Двенадцать стульев (роман) Двенадцать стульев полесов

    Валившийся бюст вяло прыгал в перекрашенной кофточке. На голове рос ве-
    ничек седеющих волос. Она была почти старухой, была почти грязна, смот-
    рела на всех подозрительно и любила сладкое. Она наваривала себе большие
    кастрюли компоту и съедала его с серым хлебом, в одиночку. Попугай сле-
    дил за тем, как она ела, полузакрыв глаза серым замшевым веком. Она шла
    по двору, и если бы Ипполит Матвеевич увидел ее сейчас, то никогда не
    узнал бы Елену Боур, красавицу-прокуроршу, о которой секретарь суда ког-
    да-то сказал стихами, что она "к поцелуям зовущая, вся такая воздушная".
    У колодца мадам Боур была приветствована соседом, Виктором Михайлови-
    чем Полесовым, гениальным слесарем-интеллигентом, который набирал воду в
    бидон из-под бензина. У Полесова было лицо оперного дьявола, которого
    тщательно мазали сажей перед тем, как выпустить на сцену.
    Обменявшись приветствиями, соседи заговорили о деле, занимавшем весь
    Старгород.
    - До чего дожились, - иронически сказал Полесов, - вчера весь город
    обегал, плашек три восьмых дюйма достать не мог. Нету. Нет! А трамвай
    собираются пускать!..
    Елена Станиславовна, имевшая о плашках в три восьмых дюйма такое же
    представление, какое имеет о сельском хозяйстве слушательница хореогра-
    фических курсов имени Леонардо да Винчи, думающая, что творог добывается
    из вареников, - все же посочувствовала:
    - Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а магазинов нет. И
    названия у этих магазинов самые ужасные. Старгико!..
    - Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что! У них четыре мотора
    "Всеобщей Электрической Компании"* остались. Ну, эти кое-как пойдут, хо-
    тя кузова та-акой хлам!.. Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать
    это все будет!.. Мрак! А остальные моторы - харьковская работа*. Сплош-
    ной Госпромцветмет. Версты не протянут*. Я на них смотрел...
    Гениальный слесарь раздраженно замолк. Его черное лицо блестело на
    солнце. Белки глаз были желтоваты. Виктор Михайлович Полесов был не
    только гениальным слесарем, но и гениальным лентяем. Среди кустарей с
    мотором, которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным и наи-
    более часто попадавшим впросак. Причиной к этому служила его чрезмерно
    кипучая натура. Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В
    собственной его мастерской, помещавшейся во втором дворе дома №7 по Пе-
    релешинскому переулку, застать его было невозможно. Потухший переносной
    горн сиротливо стоял посреди каменного сарая, по углам которого были на-
    валены проколотые камеры, рваные протекторы "Треугольник"*, рыжие замки,
    такие огромные, что ими можно было запирать города, мятые баки для горю-
    чего с надписями "Indian" и "Wanderer"*, детская рессорная колясочка,
    навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни, масляная пакля, стер-
    тая наждачная бумага, австрийский штык и множество рваной, гнутой и дав-
    леной дряни.
    Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор Михайлович уже
    где-то распоряжался. Ему было не до работы. Он не мог видеть спокойно
    въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же
    выходил во двор и, сложив руки на спине, презрительно наблюдал за
    действиями возчика. Наконец сердце его не выдерживало.
    - Кто же так заезжает? - кричал он, ужасаясь. - Заворачивай!
    Испуганный возчик заворачивал.
    - Куда ж ты заворачиваешь, морда?! - страдал Виктор Михайлович, нале-
    тая на лошадь. - Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заво-
    рачивал!

    Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался было уже возвратиться
    в мастерскую, где ждал его непочиненный велосипедный насос, но тут спо-
    койная жизнь города обычно вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением.
    То на улице сцеплялись осями телеги, и Виктор Михайлович указывал, как
    лучше всего и быстрее их расцепить; то меняли телеграфный столб, и Поле-
    сов проверял его перпендикулярность к земле собственным, специально вы-
    несенным из мастерской отвесом; то, наконец, устраивалось общее собрание
    жильцов. Тогда Виктор Михайлович стоял посреди двора и созывал жильцов
    ударами в железную доску; но на самом собрании ему не удавалось побы-
    вать. Проезжал пожарный обоз, и Полесов, взволнованный звуками трубы и
    испепеляемый огнем беспокойства, бежал за колесницами.
    Однако временами Виктора Михайловича настигала стихия реального
    действия. На несколько дней он скрывался в мастерскую и молча работал.
    Дети свободно бегали по двору и кричали что хотели, ломовики заворачива-
    ли и описывали во дворе какие угодно кривые, телеги на улице вообще пе-
    реставали сцепляться, и пожарные колесницы и катафалки в одиночестве ка-
    тили на пожар, - Виктор Михайлович работал. Однажды, после одного такого
    запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл, составленный из
    кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок. Мо-
    тор в 1 1/2 силы был вандереровский, колеса давидсоновские*, а другие
    существенные части уже давно потеряли фирму. С седла свисал на шпагатике
    картонный плакат "Проба". Собралась толпа. Не глядя ни на кого, Виктор
    Михайлович закрутил рукой педаль. Искры не было минут десять. Затем раз-
    далось железное чавканье, прибор задрожал и окутался грязным дымом. Вик-
    тор Михайлович кинулся в седло, и мотоцикл, забрав безумную скорость,
    вынес его через туннель на середину мостовой и сразу остановился, словно
    срезанный пулей. Виктор Михайлович собрался было уже слезть и обревизо-
    вать свою загадочную машинку, но она дала вдруг задний ход и, пронеся
    своего создателя через тот же туннель, остановилась на месте отправления
    - посреди двора, ворчливо ахнула и взорвалась. Виктор Михайлович уцелел
    чудом и из обломков мотоцикла в следующий запойный период устроил стаци-
    онарный двигатель, который был очень похож на настоящий двигатель, но не
    работал.
    Венцом академической деятельности слесаря-интеллигента была эпопея с
    воротами дома №5. Жилтоварищество этого дома заключило с Виктором Михай-
    ловичем договор*, по которому Полесов обязывался привести железные воро-
    та дома в полный порядок и выкрасить их в какой-нибудь экономический
    цвет, по своему усмотрению. С другой стороны, жилтоварищество обязыва-
    лось уплатить В. М. Полесову, по приеме работы специальной комиссией, 21
    р. 75 коп. Гербовые марки были отнесены за счет исполнителя работы.
    Виктор Михайлович утащил ворота, как Самсон. В мастерской он с энту-
    зиазмом взялся за работу. Два дня ушло на расклепку ворот. Они были ра-
    зобраны на составные части. Чугунные завитушки лежали в детской колясоч-
    ке, железные штанги и копья были сложены под верстак. Еще несколько дней
    прошло на осмотр повреждений. А потом в городе произошла большая непри-
    ятность - на Дровяной лопнула магистральная водопроводная труба, и Вик-
    тор Михайлович остаток недели провел на месте аварии, иронически улыба-

У колодца мадам Боур была приветствована соседом, Виктором Михайловичем Полесовым, гениальным слесарем-интеллигентом, который набирал воду в бидон из-под бензина. У Полесова было лицо оперного дьявола, которого тщательно мазали сажей перед тем, как выпустить на сцену.

Обменявшись приветствиями, соседи заговорили о деле, занимавшем весь Старгород.

До чего дожились, - иронически сказал Полесов, - вчера весь город обегал, плашек три восьмых дюйма достать не мог. Нету. Нет! А трамвай собираются пускать!..

Елена Станиславовна, имевшая о плашках в три восьмых дюйма такое же представление, какое имеет о сельском хозяйстве слушательница хореографических курсов имени Леонардо да Винчи, думающая, что творог добывается из вареников, - все же посочувствовала:

Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а магазинов нет. И названия у этих магазинов самые ужасные. Старгико!..

Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что! У них четыре мотора «Всеобщей Электрической Компании» остались. Ну, эти кое-как пойдут, хотя кузова та-акой хлам!.. Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать это все будет!.. Мрак! А остальные моторы - харьковская работа . Сплошной Госпромцветмет. Версты не протянут. Я на них смотрел…

Гениальный слесарь раздраженно замолк. Его черное лицо блестело на солнце. Белки глаз были желтоваты. Виктор Михайлович Полесов был не только гениальным слесарем, но и гениальным лентяем. Среди кустарей с мотором, которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным и наиболее часто попадавшим впросак. Причиной к этому служила его чрезмерно кипучая натура. Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В собственной его мастерской, помещавшейся во втором дворе дома №7 по Перелешинскому переулку, застать его было невозможно. Потухший переносной горн сиротливо стоял посреди каменного сарая, по углам которого были навалены проколотые камеры, рваные протекторы «Треугольник» , рыжие замки, такие огромные, что ими можно было запирать города, мятые баки для горючего с надписями «Indian» и «Wanderer» , детская рессорная колясочка, навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни, масляная пакля, стертая наждачная бумага, австрийский штык и множество рваной, гнутой и давленой дряни.

Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор Михайлович уже где-то распоряжался. Ему было не до работы. Он не мог видеть спокойно въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил во двор и, сложив руки на спине, презрительно наблюдал за действиями возчика. Наконец сердце его не выдерживало.

Кто же так заезжает? - кричал он, ужасаясь. - Заворачивай!

Испуганный возчик заворачивал.

Куда ж ты заворачиваешь, морда?! - страдал Виктор Михайлович, налетая на лошадь. - Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал!

Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался было уже возвратиться в мастерскую, где ждал его непочиненный велосипедный насос, но тут спокойная жизнь города обычно вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением. То на улице сцеплялись осями телеги, и Виктор Михайлович указывал, как лучше всего и быстрее их расцепить; то меняли телеграфный столб, и Полесов проверял его перпендикулярность к земле собственным, специально вынесенным из мастерской отвесом; то, наконец, устраивалось общее собрание жильцов. Тогда Виктор Михайлович стоял посреди двора и созывал жильцов ударами в железную доску; но на самом собрании ему не удавалось побывать. Проезжал пожарный обоз, и Полесов, взволнованный звуками трубы и испепеляемый огнем беспокойства, бежал за колесницами.

Однако временами Виктора Михайловича настигала стихия реального действия. На несколько дней он скрывался в мастерскую и молча работал. Дети свободно бегали по двору и кричали что хотели, ломовики заворачивали и описывали во дворе какие угодно кривые, телеги на улице вообще переставали сцепляться, и пожарные колесницы и катафалки в одиночестве катили на пожар, - Виктор Михайлович работал. Однажды, после одного такого запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл, составленный из кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок. Мотор в 1 1/2 силы был вандереровский, колеса давидсоновские , а другие существенные части уже давно потеряли фирму. С седла свисал на шпагатике картонный плакат «Проба». Собралась толпа. Не глядя ни на кого, Виктор Михайлович закрутил рукой педаль. Искры не было минут десять. Затем раздалось железное чавканье, прибор задрожал и окутался грязным дымом. Виктор Михайлович кинулся в седло, и мотоцикл, забрав безумную скорость, вынес его через туннель на середину мостовой и сразу остановился, словно срезанный пулей. Виктор Михайлович собрался было уже слезть и обревизовать свою загадочную машинку, но она дала вдруг задний ход и, пронеся своего создателя через тот же туннель, остановилась на месте отправления - посреди двора, ворчливо ахнула и взорвалась. Виктор Михайлович уцелел чудом и из обломков мотоцикла в следующий запойный период устроил стационарный двигатель, который был очень похож на настоящий двигатель, но не работал.

Венцом академической деятельности слесаря-интеллигента была эпопея с воротами дома № 5. Жилтоварищество этого дома заключило с Виктором Михайловичем договор , по которому Полесов обязывался привести железные ворота дома в полный порядок и выкрасить их в какой-нибудь экономический цвет, по своему усмотрению. С другой стороны, жилтоварищество обязывалось уплатить В. М. Полесову, по приеме работы специальной комиссией, 21 р. 75 коп. Гербовые марки были отнесены за счет исполнителя работы.

Виктор Михайлович утащил ворота, как Самсон. В мастерской он с энтузиазмом взялся за работу. Два дня ушло на расклепку ворот. Они были разобраны на составные части. Чугунные завитушки лежали в детской колясочке, железные штанги и копья были сложены под верстак. Еще несколько дней прошло на осмотр повреждений. А потом в городе произошла большая неприятность - на Дровяной лопнула магистральная водопроводная труба, и Виктор Михайлович остаток недели провел на месте аварии, иронически улыбаясь, крича на рабочих и поминутно заглядывая в провал. Когда организаторский пыл Виктора Михайловича несколько утих, он снова подступил к воротам, но было поздно: дворовые дети уже играли чугунными завитушками и копьями ворот дома №5. Увидав разгневанного слесаря, дети в испуге побросали завитушки и убежали. Половины завитушек не хватало, и найти их не удалось. После этого Виктор Михайлович совершенно охладел к воротам. А в доме №5, раскрытом настежь, происходили ужасные вещи: с чердаков крали мокрое белье, и однажды вечером украли даже закипающий во дворе самовар. Виктор Михайлович лично принимал участие в погоне за вором, но вор, хотя и нес в вытянутых вперед руках кипящий самовар, из жестяной трубы которого било пламя, - бежал очень резво и, оборачиваясь назад, хулил держащегося впереди всех Виктора Михайловича нечистыми словами. Но больше всех пострадал дворник дома №5. Он потерял еженощный заработок - ворот не было, нечего было открывать, и загулявшим жильцам не за что было отдавать свои гривенники. Сперва дворник приходил справляться, скоро ли будут собраны ворота, потом молил Христом-богом, а под конец стал произносить неопределенные угрозы. Жилтоварищество посылало Виктору Михайловичу письменные напоминания. Дело пахло судом. Положение напрягалось все больше и больше.

Некоторые исследователи считают (и обосновывают научно), что замечательную книгу "12 стульев" написали не довольно посредственные политические журналисты Ильф и Петров, а никто иной, как Михаил Афанасьевич Булгаков. Так это, или не так не мне решать. Но сама книга "по-булгаковски" блестяща, иронична и давно "разобрана на цитаты".

Вот у меня, глядя на метания нашей российской власти на внешнеполитическом поприще, начиная с 2014 года, создается стойкое ощущение, что Полесов каким-то образом "перевоплотился" и теперь управляет Российской Федерацией. То есть, постоянно мечется от одного дела к другому, бросая предыдущее в самом неудовлетворительном состоянии. Напомню: в романе Виктор Михайлович взял подряд на починку ворот, разобрал их полностью, а потом... по соседству случился пожар и Полесов убежал "руководить" его тушением. Пока он бегал, ребятишки растащили множество деталей, без которых обратная сборка стала невозможной. А "возомнивший о себе хам" (дворник) не дремлет. И расплата неминуема... Ничего не напоминает? Донбасс... Сирия... например?



























Ради справедливости, не могу не сослаться на другого автора, который уже проводил подобные аналогии касаемо внутриэкономических "инициатив". http://gazzky-papa.livejournal.com/62317.html

И в этом отношении я с указанным автором тоже совершенно согласен... К глубокому сожалению. Поскольку Виктор Михайлович Полесов живет в нашем с вами общем дворе... Но работает, судя по всему, уже далеко не "слесарем-интеллигентом", нет! Пробился в управдомы! Взяв в качестве главных советников других персонажей бессмертного творения: "сына турецкоподданного", бывшего "предводителя дворянства", гробовщика Безенчука, гадалку с ее попугаем и всех прочих... включая и героев "Золотого теленка" во главе с "зиц-председателем Фунтом" и руководителем "Геркулеса" Полыхаевым...

Грустно, господа и товарищи! Предельно грустно!


ИГОРЬ СТРЕЛКОВ

«гигант мысли, отец русской демократииОт мёртвого осла уши. Получишь у Пушкина.

и особа, приближенная к императору»Батистовые портянки будем носить, крем Марго кушать.

«Месье, же не манж па сис жур. Гебен зи Наши в городе есть?

мир битте этвас копек ауф дем штюк брод»

Созданием НФ Путин полностью переиграл «команду Второго срока», окончательно превратив Медведева в «Кису». Последствия неминуемо отразились на доходах и расходах участников соревнования. «В Фонде эффективной политики прошло собрание, на котором было объявлено, что в связи с финансовыми трудностями ФЭП практически полностью сворачивает свою деятельность, а большинство сотрудников увольняются без выходного пособия ». Это означает, что олигархическому бизнесу полностью заказано финансирование проекта «Второй срок президента Медведева», которым ФЭП занимался с конца 2010 года. Проект прекращен, как не имеющий перспективы. Сложнее стало и Чубайсу , как главному спонсору Правого Дела - заметим, за счет государственной корпорации РосНано - поэтому в проект влили «выдающегося бизнесмена» Прохорова . Который, при всей своей дурости, явно не готов финансировать «твиттер-революцию». Павловский, находится в США , выбивает деньги под «конкурирующую организацию ». «Заграница нам поможет, полная тайна вкладов».

Отец Федор - «конкурирующая организация»

«Ночью он ревел так, что временами заглушал Терек, аутром подкрепился любительской колбасой с хлебом и сатанински хохотал надпробегавшимивнизуавтомобилями »

«Прочитав в каком-то животноводческом журнале, что мясо кроликов нежно, как у цыпленка, что плодятся они во множестве и что разведение их может принести рачительному хозяину немалые барыши, отец Федор немедленно обзавелся полдюжиной производителей. Так как кроликов никто не покупал, Востриковы решили давать вкусные домашние обеды… Новая затея имела большой успех… С кроликов не успевали сдирать шкурки. Целую неделю дело шло великолепно, потом произошел совершенно непредвиденный случай… Работники находящегося по соседству кооператива выкатили бочку гнилой капусты, привлеченные пикантным запахом, кролики сбежались к яме, и уже на другое утро среди нежных грызунов начался мор. Свирепствовал он всего только три часа, но уложил всех 240 производителей и весь не поддающийся учету приплод ».

Никифор Ляпис-Трубецкой - молодой человек с бараньей прической и неустрашимым взглядом...

…сказал, что поедет на Кавказ…

- А вы не боитесь, Ляпсус? Там же шакалы!

- Очень меня это пугает! Они же на Кавказе не ядовитые!

- Это, кажется, ваш первый опыт в прозе? Поздравляю вас! «Волны перекатывались через мол и падали вниз стремительным домкратом»...

Безенчукс, гробовых дел мастер в уездном городе N


«Коммунисты, туды их в качель, разве товар дают?А у нас что ни гроб, так огурчик! »

Члены «Союза меча и орала»:

Виктор Михайлович Полесов - гениальный слесарь-интеллигент, кустарь-одиночка с мотором.

У Полесова было лицо оперного дьявола, которого тщательно мазали сажей перед тем, как выпустить на сцену. Среди кустарей с мотором, которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным и наиболее часто попадавшим впросак. Причиной к этому служила его чрезмерно кипучая натура. Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. Потухший переносной горн сиротливо стоял посреди каменного сарая, по углам которого были навалены проколотые камеры, рваные протекторы «Треугольник», рыжие замки, такие огромные, что ими можно было запирать города, мятые баки для горючего с надписями «Indian» и «Wanderer», детская рессорная колясочка, навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни, масляная пакля, стертая наждачная бумага, австрийский штык и множество рваной, гнутой и давленой дряни. Заказчики не находили Виктора Михайловича. ВикторМихайлович уже где-то распоряжался. Ему было не до работы.Он не мог видеть спокойно въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил во двор и, сложив руки на спине, презрительно наблюдал за действиями возчика. Наконец сердце его не выдерживало.

- Кто же так заезжает? - кричал он, ужасаясь. - Заворачивай!

Испуганный возчик заворачивал.

- Куда ж ты заворачиваешь, морда?! - страдал Виктор Михайлович, налетая на лошадь. - Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал!

Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался было уже возвратиться в мастерскую, где ждал его непочиненный велосипедный насос… временами Виктора Михайловича настигала стихия реального действия. На несколько дней он скрывался в мастерскую и молча работал... Однажды, после одного такого запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл, составленный из кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок

Елена Станиславовна Боур - бывшая красавица-прокурорша, любовница Воробьянинова

Кислярский - глава Одесской бубличной артели «Московские баранки»

Дядьев - хозяин «Быстроупака»

Максим Петрович Чарушников - бывший гласный городской думы, а ныне чудесным образом сопричисленный к лику совработников

Никеша и Владя - вполне созревшие недотёпы, лет под тридцать


Авессалом Владимирович Изнурёнков
-
слыла образованной женщиной и даже знала слово «гомосексуализм»

Варфоломей Коробейников - зав. старгородским архивом, бывший чиновник канцелярии градоначальства, ныне работник конторского труда

Коля Калачов - московский приятель Бендера, у которого он планировал остановиться в общежитии студентов-химиков им монаха Бертольда Шварца

Одноглазый шахматист - «Всем хотелось принять личное участие в расправе с гроссмейстером. . Единственное его око сверкало в ночи, как маяк ».

Наибольшие проблемы возникают с ролью Александра Яковлевича («Альхен») завхоза 2-го дома Старсобеса, застенчивого воришки - поскольку на его роль подходят абсолютно все…



Дом № 7 по Перелешинскому переулку не принадлежал к лучшим зданиям Старгорода. Два его этажа, построенные в забубенном стиле Второй империи, все же были украшены побитыми львиными мордами необыкновенно похожими на лицо известного в свое время писателя Арцыбашева. Арцыбашевских ликов было ровно восемь, по числу окон, выходящих в переулок, и помещались эти львиные хари в оконных ключах. Были на доме еще два украшения, но уже чисто коммерческого характера. С одной стороны - лазурная вывеска «Одесская бубличная артель - «Московские баранки». На вывеске был изображен молодой человек в галстуке и коротких французских брюках. Он держал в одной, вывернутой наизнанку руке сказочный рог изобилия, из которого лавиной валили охряные московские баранки, выдававшиеся по нужде и за одесские бублики. При этом молодой человек сладострастно улыбался. С другой стороны - упаковочная контора «Быстроупак» извещала о себе уважаемых «гр. гр.» заказчиков черной вывеской с к руглыми золотыми буквами.

Несмотря на ощутительную разницу в вывесках и величине оборотного капитала, оба эти разнородные предприятия занимались одним и тем же делом - спекулировали мануфактурой всех видов: грубошерстной, тонкошерстной, камвольной , хлопчатобумажной, а если попадался шелк хороших цветов и рисунков, то и шелком.

Пройдя ворота, залитые туннельным мраком и водой, и свернув направо, во двор с цементным колодцем, можно было увидеть две двери без крылец, выходящие прямо на острые камни двора. Дощечка тусклой меди с вырезанной на ней писанными буквами фамилией «В. М. Полесовъ» - помещалась на правой двери. Левая была снабжена беленькой жестянкой «Моды и шляпы». Это тоже была одна видимость. Внутри модной и шляпной квартиры не было ни спартри, ни отделки, ни безголовых манекенов с офицерской выправкой, ни головатых болванок для изящных дамских шляп «Жоржет» . Вместо всей этой мишуры в трехкомнатной квартире жил непорочно белый попугай в красных подштанниках. Попугая одолевали блохи, но пожаловаться он никому не мог, потому что не говорил человеческим голосом. По целым дням попугай грыз семечки и сплевывал шелуху сквозь прутья башенной клетки на ковер . Ему не хватало только гармоники и новых свистящих калош, чтобы походить на подгулявшего кустаря-одиночку. На окнах висели темные коричневые занавеси с блямбами, и в квартире преобладали темно-коричневые тона. Над пианино висела репродукция картины Беклина «Остров мертвых» в раме фантази темно-зеленого полированного дуба под стеклом. Один угол стекла давно вылетел, и обнаженная часть картины была так отделана мухами, что совершенно сливалась с рамой. Что творилось в этой части острова мертвых - узнать было уже невозможно.

В спальне, на железной кровати, сидела сама хозяйка и, опираясь локтями на восьмиугольный столик, покрытый нечистой скатертью ришелье, раскладывала карты. Перед нею сидела вдова Грицацуева в пушистой шали.

Должна вас предупредить, девушка, что я за сеанс меньше пятидесяти копеек не беру, - сказала хозяйка.

Вдова, не знавшая преград в стремлении отыскать нового мужа, согласилась платить установленную цену.

Только вы, пожалуйста, будущее , - жалобно попросила она.

Вас надо гадать на даму треф, - сообщила хозяйка.

Я всегда была червонная дама, - возразила вдова.

Хозяйка равнодушно согласилась и начала комбинировать карты. Черновое определение вдовьей судьбы было дано уже через несколько минут. Вдову ждали большие и мелкие неприятности, на сердце у нее лежал трефовый король, с которым дружила бубновая дама.

Набело гадали по руке. Линии руки вдовы Грицацуевой были чисты, мощны и безукоризненны. Линия жизни простиралась так далеко, что конец ее заехал в пульс, и если линия говорила правду, - вдова должна была бы дожить до мировой революции. Линии ума и искусства давали право надеяться, что если вдова бросит торговлю бакалеей, то подарит человечеству непревзойденные шедевры в какой угодно области искусства, науки или обществоведения. Бугры Венеры у вдовы походили на маньчжурские сопки и обнаруживали чудесные запасы любви и нежности.

Все это гадалка объяснила вдове, употребляя слова и термины, принятые в среде графологов, хиромантов и лошадиных барышников.

Вот спасибо вам, мадамочка, - сказала вдова, - уж я теперь знаю, кто трефовый король. И бубновая дама мне тоже очень известна. А король-то марьяжный?

- Король ? Марьяжный, девушка.

Окрыленная вдова зашагала домой. А гадалка, сбросив карты в ящик, зевнула, показала пасть пятидесятилетней женщины и пошла в кухню. Там она повозилась с обедом, готовившимся на керосинке «Грец», по-кухарочьи вытерла руки о передник, взяла поколовшееся эмалевое ведро и вышла во двор за водой. В доме не было водопровода .

Она шла по двору, тяжело передвигаясь на плоских ступнях. Ее полуразвалившийся бюст вяло прыгал в перекрашенной кофточке. На голове рос веничек седеющих волос. Она была почти старухой, была почти грязна , смотрела на всех подозрительно и любила сладкое. Она наваривала себе большие кастрюли компоту и съедала его с серым хлебом, в одиночку. Попугай следил за тем, как она ела, полузакрыв глаза серым замшевым веком. Она шла по двору, и если бы Ипполит Матвеевич увидел ее сейчас, то никогда не узнал бы Елену Боур, красавицу-прокуроршу , о которой секретарь суда когда-то сказал стихами, что она «к поцелуям зовущая, вся такая воздушная».

У колодца мадам Боур была приветствована соседом, Виктором Михайловичем Полесовым, гениальным слесарем-интеллигентом, который набирал воду в бидон из-под бензина. У Полесова было лицо оперного дьявола, которого тщательно мазали сажей перед тем, как выпустить на сцену.

Обменявшись приветствиями, соседи заговорили о деле, занимавшем весь Старгород.

До чего дожились, - иронически сказал Полесов, - вчера весь город обегал, плашек три восьмых дюйма достать не мог. Нету. Нет! А трамвай собираются пускать!..

Елена Станиславовна, имевшая о плашках в три восьмых дюйма такое же представление, какое имеет о сельском хозяйстве слушательница хореографических курсов имени Леонардо да Винчи, думающая , что творог добывается из вареников, - все же посочувствовала:

Какие теперь магазины! Теперь только очереди, а магазинов нет. И названия у этих магазинов самые ужасные. Старгико!..

Нет, знаете, Елена Станиславовна, это еще что! У них четыре мотора «Всеобщей Электрической Компании» остались. Ну, эти кое-как пойдут, хотя кузова та-акой хлам!.. Стекла не на резинах. Я сам видел. Дребезжать это все будет!.. Мрак! А остальные моторы - харьковская работа. Сплошной Госпромцветмет . Версты не протянут. Я на них смотрел...

Гениальный слесарь раздраженно замолк. Его черное лицо блестело на солнце. Белки глаз были желтоваты. Виктор Михайлович Полесов был не только гениальным слесарем, но и гениальным лентяем. Среди кустарей с мотором, которыми изобиловал Старгород, он был самым непроворным и наиболее часто попадавшим впросак. Причиной к этому служила его чрезмерно кипучая натура. Это был кипучий лентяй. Он постоянно пенился. В собственной его мастерской, помещавшейся во втором дворе дома № 7 по Перелешинскому переулку, застать его было невозможно. Потухший переносной горн сиротливо стоял посреди каменного сарая, по углам которого были навалены проколотые камеры, рваные протекторы «Треугольник», рыжие замки, такие огромные, что ими можно было запирать города, мятые баки для горючего с надписями «Indian» и «Wanderer», детская рессорная колясочка, навеки заглохшая динамка, гнилые сыромятные ремни, масляная пакля, стертая наждачная бумага, австрийский шт ык и множество рваной, гнутой и давленой дряни.

Заказчики не находили Виктора Михайловича. Виктор Михайлович уже где-то распоряжался. Ему было не до работы. Он не мог видеть спокойно въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил во двор и, сложив руки на спине , презрительно наблюдал за действиями возчика. Наконец сердце его не выдерживало.

Кто же так заезжает? - кричал он, ужасаясь. - Заворачивай! Испуганный возчик заворачивал.

Куда ж ты заворачиваешь, морда?! - страдал Виктор Михайлович, налетая на лошадь. - Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал!

Покомандовавши так с полчаса, Полесов собирался было уже возвратиться в мастерскую, где ждал его непочиненный велосипедный насос, но тут спокойная жизнь города обычно вновь нарушалась каким-нибудь недоразумением. То на улице сцеплялись осями телеги, и Виктор Михайлович указывал, как лучше всего и быстрее их расцепить; то меняли телеграфный столб, и Полесов проверял его перпендикулярность к земле собственным, специально вынесенным из мастерской отвесом; то, наконец, устраивалось общее собрание жильцов. Тогда Виктор Михайлович стоял посреди двора и созывал жильцов ударами в железную доску; но на самом собрании ему не удавалось побывать. Проезжал пожарный обоз, и Полесов, взволнованный звуками трубы и испепеляемый огнем беспокойства, бежал за колесницами.

Однако временами Виктора Михайловича настигала стихия реального действия. На несколько дней он скрывался в мастерскую и молча работал. Дети свободно бегали по двору и кричали что хотели, ломовики заворачивали и описывали во дворе какие угодно кривые, телеги на улице вообще переставали сцепляться, и пожарные колесницы и катафалки в одиночестве катили на пожар, - Виктор Михайлович работал. Однажды, после одного такого запоя, он вывел во двор, как барана за рога, мотоцикл, составленный из кусочков автомобилей, огнетушителей, велосипедов и пишущих машинок. Мотор в 1 1/2 силы был вандереровский, колеса давидсоновские, а другие существенные части уже давно потеряли фирму. С седла свисал на шпагатике картонный плакат «Проба». Собралась толпа. Не глядя ни на кого, Виктор Михайлович закрутил рукой педаль. Искры не было минут десять. Затем раздалось железное чавканье, прибор задрожал и окутался грязным дымом. Виктор Михайлович кинулся в седло, и мотоцикл, забрав безумную скорость, вын ес его через туннель на середину мостовой и сразу остановился, словно срезанный пулей. Виктор Михайлович собрался было уже слезть и обревизовать свою загадочную машинку, но она дала вдруг задний ход и, пронеся своего создателя через тот же туннель, остановилась на месте отправления - посреди двора, ворчливо ахнула и взорвалась. Виктор Михайлович уцелел чудом и из обломков мотоцикла в следующий запойный период устроил стационарный двигатель, который был очень похож на настоящий двигатель , но не работал.

Венцом академической деятельности слесаря-интеллигента была эпопея с воротами дома № 5. Жилтоварищество этого дома заключило с Виктором Михайловичем договор, по которому Полесов обязывался привести железные ворота дома в полный порядок и выкрасить их в какой-нибудь экономический цвет, по своему усмотрению. С другой стороны, жилтоварищество обязывалось уплатить В. М. Полесову, по приеме работы специальной комиссией, 21 р. 75 коп. Гербовые марки были отнесены за счет исполнителя работы.

Виктор Михайлович утащил ворота, как Самсон. В мастерской он с энтузиазмом взялся за работу. Два дня ушло на расклепку ворот. Они были разобраны на составные части. Чугунные завитушки лежали в детской колясочке, железные штанги и копья были сложены под верстак. Еще несколько дней пошло на осмотр повреждений. А потом в городе произошла большая неприятность - на Дровяной лопнула магистральная водопроводная труба, и Виктор Михайлович остаток недели провел на месте аварии, иронически улыбаясь, крича на рабочих и поминутно заглядывая в провал. Когда организаторский пыл Виктора Михайловича несколько утих, он снова подступил к воротам, но было поздно: дворовые дети уже играли чугунными завитушками и копьями ворот дома № 5. Увидав разгневанного слесаря, дети в испуге побросали завитушки и убежали. Половины завитушек не хватало, и найти их не удалось. После этого Виктор Михайлович совершенно охладел к воротам. А в доме № 5, раскрытом настежь, происходили ужасные вещи: с чердаков крали мокрое белье, и однажды вечером украли даже закипающий во дворе самовар. Виктор Михайлович лично принимал участие в погоне за вором, но вор, хотя и нес в вытянутых вперед руках кипящий самовар, из жестяной трубы которого било пламя, - бежал очень резво и, оборачиваясь назад, хулил держащегося впереди всех Виктора Михайловича нечистыми словами. Но больше всех пострадал дворник дома № 5. Он потерял еженощный заработок - ворот не было, нечего было открывать, и загулявшим жильцам не за что было отдавать свои гривенники. Сперва дворник приходил справляться, скоро ли будут собраны ворота, потом молил Христом-богом , а под конец стал произносить неопределенные угрозы. Жилтоварищество посылало Виктору Михайловичу письменные напоминания. Дело пахло судом. Положение напрягалось все больше и больше.

Стоя у колодца, гадалка и слесарь-энтузиаст продолжали беседу.

При наличии отсутствия пропитанных шпал, - кричал Виктор Михайлович на весь двор, - это будет не трамвай, а одно горе!

Когда уже это все кончится, - сказала Елена Станиславовна, - живем, как дикари.

Конца этому нет... Да! Знаете, кого я сегодня видел? Воробьянинова!

Елена Станиславовна прислонилась к колодцу, в изумлении продолжая держать на весу полное ведро с водой.

Прихожу я в Коммунхоз продлить договор на аренду мастерской, иду по коридору. Вдруг подходят ко мне двое. Я смотрю - что-то знакомое. Как будто воробьяниновское лицо. И спрашивает: «Скажите, что здесь за учреждение раньше было, в этом здании?» Я говорю, что раньше была здесь женская гимназия, а потом жилотдел. «А вам зачем?» - спрашиваю. А он говорит «спасибо» - и пошел дальше. Тут я ясно увидел, что это сам Воробьянинов. Откуда он здесь взялся? И тот с ним был - красавец мужчина. Явно бывший офицер. И тут я подумал...

В эту минуту Виктор Михайлович заметил нечто неприятное. Прервав речь, он схватил свой бидон и быстро спрятался за мусорный ящик. Во двор медленно вошел дворник дома № 5, остановился подле колодца и стал озирать дворовые постройки. Не заметив нигде Виктора Михайловича, он загрустил.

Витьки-слесаря опять нету? - спросил он у Елены Станиславовны.

Ах, ничего я не знаю, - сказала гадалка, - ничего я не знаю.

И в необыкновенном волнении, вываливая воду из ведра, торопливо ушла к себе.

Дворник погладил цементный бок колодца и пошел к мастерской. Через два шага после вывески «Ход в слесарную мастерскую» красовалась вывеска «Слесарная мастерская и починка примусов», под которой висел тяжелый замок. Дворник ударил ногой в замок и с ненавистью сказал:

У, гангрена!

Дворник стоял у мастерской еще минуты три, наливаясь самыми ядовитыми чувствами, потом с грохотом отодрал вывеску, понес ее на средину двора к колодцу и, став на нее обеими ногами, начал скандалить.

Ворюги у вас в доме № 7 живут! - вопил дворник. - Сволота всякая! Гадюка семибатюшная! Среднее образование имеет!.. Я не посмотрю на среднее образование!.. Гангрена проклятая! ! !

В это время семибатюшная гадюка со средним образованием сидела за мусорным ящиком на бидоне и тосковала.

С треском распахивались рамы, и из окон выглядывали веселые жильцы. С улицы во двор, не спеша, входили любопытные. При виде аудитории дворник разжегся еще больше.

Слесарь-механик! - вскрикивал дворник. - Аристократ собачий!

Парламентарные выражения дворник богато перемежал нецензурными словами, которым отдавал предпочтение. Слабое женское сословие, густо облепившее подоконники, очень негодовало на дворника, но от окон не отходило.

Харю разворочу! - неистовствовал дворник. - Образованный!

Когда скандал был в зените, явился милиционер и молча стал тащить дворника в район. Милиционеру помогали молодцы из «Быстроупака». Дворник покорно обнял милиционера за шею и заплакал навзрыд. Опасность миновала. Тогда из-за мусорного ящика выскочил истомившийся Виктор Михайлович. Аудитория зашумела.

Хам! - закричал Виктор Михайлович вслед шествию. - Хам! Я тебе покажу! Мерзавец! Горько рыдавший дворник ничего этого не услышал. Его несли на руках в отделение, туда же, в качестве вещественного доказательства, потащили вывеску «Слесарная мастерская и починка примусов». Виктор Михайлович еще долго хорохорился.

Сукины сыны, - говорил он зрителям, - возомнили о себе. Хамы!

Будет вам, Виктор Михайлович! - крикнула из окна Елена Станиславовна. - Зайдите ко мне на минуточку.

Она поставила перед Виктором Михайловичем блюдечко компота и, расхаживая по комнате, принялась расспрашивать.

Да говорю же вам, что это он, без усов, но он, - по обыкновению, кричал Виктор Михайлович, - ну вот, знаю я его отлично! Воробьянинов, как вылитый!

Тише вы, господи! Зачем он сюда приехал, как вы думаете?

На черном лице Виктора Михайловича определилась ироническая улыбка.

Ну, а вы как думаете?

Он усмехнулся с еще большей иронией.

Уж, во всяком случае, не договоры с большевиками подписывать.

Вы думаете, что он подвергается опасности?

Запасы иронии, накопленные Виктором Михайловичем за десять лет революции, были неистощимы. На лице его заиграли серии улыбок различной силы и скепсиса.

Кто в Советской России не подвергается опасности, тем более человек в таком положении, как Воробьянинов? Усы, Елена Станиславовна, даром не сбривают.

Он послан из-за границы? - спросила Елена Станиславовна, чуть не задохнувшись.

Безусловно, - ответил гениальный слесарь.

С какой же целью он здесь?

Не будьте ребенком.

Все равно. Мне надо его видеть.

А вы знаете, чем рискуете?

Ах, все равно! После десяти лет разлуки я не могу не увидеться с Ипполитом Матвеевичем. Ей и на самом деле показалось, что судьба разлучила их в ту пору, когда они любили друг друга.

Умоляю вас, найдите его! Узнайте, где он! Вы всюду бываете! Вам будет нетрудно! Передайте, что я хочу его видеть. Слышите?

Попугай в красных подштанниках, дремавший на жердочке, испугался шумного разговора, перевернулся вниз головой и в таком виде замер.

Елена Станиславовна, - сказал слесарь-механик, приподымаясь и прижимая руки к груди, - я найду его и свяжусь с ним.

Может быть, вы хотите еще компоту? - растрогалась гадалка.

Виктор Михайлович съел компот, прочел злобную лекцию о неправильном устройстве попугайской клетки и попрощался с Еленой Станиславовной, порекомендовав ей держать все в строжайшем секрете.